Не исключено, что в следующем месяце вновь всколыхнется тема польско-российской исторической памяти. Анджей Вайда, живая легенда европейского кино, закончил работу над фильмом о катынской трагедии. Фильм выходит в прокат 20 сентября. Любая работа Вайды обязательно вызывает всеобщий интерес, а тема Катыни неизбежно предполагает политический подтекст.

Катынский крест

 НЕ БУДЕМ подозревать Вайду в чем-то недобром. Он постоянно подчеркивает: «Фильм ни в коей мере не направлен против России: картина о том, как совершалось преступление Сталина». Повторяет: «Я очень хочу, чтобы фильм был показан у вас». Почему взялся за эту работу? У Вайды есть фильмы о Варшавском восстании, о 1939 г., о восстании в варшавском гетто. «Не может быть, чтобы Катынь не нашла отражения в художест­венном сознании, – убежден он. – Уверяю, эта тема не кончится одним фильмом. Пожалуй, он только откроет ее».

 В Катыни погиб отец Анджея Вайды. Катынь коснулась и семьи Кшиштофа Пендерецкого, чья музыка звучит в фильме, – там расстрелян его дядя. Но «автобиографичности» режиссер избегал. В ленте – пять новелл, пять сюжетных линий, которые пересекаются. В основе каждой – подлинная история. Большая часть действия происходит в 1945 г., когда одни возвращаются, а другие – нет… 

 Готовясь к работе, Вайда изучал документы о Катынском деле – переданные Россией документы сталинского Политбюро, на основании которых принималось решение о расстрелах, обрывки дневников, найденные при эксгумации останков, воспоминания жен расстрелянных офицеров. От идеи сугубо документального фильма режиссер отказался: зрителю, польскому обществу необходимо художественное осмысление – не искажающее исторической правды.

 «Моя задача – рассказать правду. Есть явления, мрачно знаковые для ХХ в., – говорит Вайда. – Их нужно осмыслить и прочувствовать, чтобы не было спекуляций. Это относится не только к Катыни».

Негасимые звезды

 ТРУДНО не согласиться. Но кроме польских могил в России, есть наши могилы в Польше. «Наши» – не обязательно российские. Был Советский Союз, были советско-польские отношения, очень непростые, нередко драматичные. Но все в прошлом.

 Но так ли это?

 У меня в руках «Каталог захоронений советских воинов, военнопленных и гражданских лиц, погибших в годы Второй мировой войны и погребенных на территории Республики Польша». Он открывается картой: вся Польша покрыта густой сетью красных звездочек – места советских захоронений. За освобождение Польши отдали жизнь более 600 тыс. советских воинов, еще столько же наших соотечественников замучено здесь в концлагерях и на принудительных работах. Такова история, которую не переиграть в угоду политической конъюнктуре: она написана кровью.

СПРАВКА «АН»

 СЕГОДНЯ в Польше – около 700 мемориальных кладбищ. Общая территория 180 га – 70% от площади всех воинских захоронений в стране. Уходом за ними в соответствии с российско-польским соглашением занимается Совет по охране памятников борьбы и мученичества.

 Секретарь Совета по охране памятников борьбы и мученичества Анджей Пшевозьник: «Ремонт кладбищ, поисковая работа и идентификация останков – наша обязанность; решения о том, какого именно рода работы нужно провести в том или ином регионе, по нашей рекомендации принимают местные власти, а мы финансируем работы». Пшевозьник полагает, что в польском обществе уже не актуальна дискуссия о сносе памятников, которая была острой в начале 90-х: «Тогда действительно были демонтированы или даже разрушены многие памятники советского времени, но, как правило, поздние, символизирующие советское присутствие на нашей территории. Солдат­ских мемориалов не касались даже тогда».

 Профессор Варшавского инс­титута политических исследований Анджей Пачковский считает, что у большей части поляков советские войска главным образом ассоциируются с освобождением их страны от фашизма, и благодарность сильнее политической конъюнктуры. Благодарность эта, увы, омрачена объяснимой досадой на долгое вооруженное присутствие в период Варшавского договора.

 «Есть и еще одно немаловажное обстоятельство, – продолжает Пачковский. – Во все времена в Польше было много людей, симпатизирующих русской культуре, при этом не ассоциирующих ее с коммунистическим режимом».

 Стремление ликвидировать памятники режиму, воцарившемуся в послевоенное время, вполне объяснимо. Избавление от них в эпоху «Солидарности» казалось синонимом обретения внутренней свободы. Казалось. Но и этот пафос угасает. Как показывают последние соцопросы, более 65% поляков против сноса памятников, созданных в советское время. «Знаете, все больше людей начинает относиться к ним как факту истории, как к напоминанию. И мы все реже слышим от общественных деятелей и политиков требования «убрать-перенести», – говорит главный реставратор памятников Варшавы Эва Неканда Трепка.

Пепел Освенцима

 С СОЛДАТСКИМИ могилами проще – здесь кроме моральных норм существуют юридические акты, однозначные правовые оценки. Но жертвы Второй мировой – не только солдаты, не только погибавшее от лишений и бомбежек мирное население. Здесь, в Польше, почти 70 лет назад эта война началась – и давние исторические обстоятельства аукаются до сих пор. И живым, и мертвым.

 …На трассе, идущей по живописной холмистой местности, – указатель «Освенцим». Маленький городок, такой же зеленый, как и соседний, с лирическим названием «Бжезинка» – Березка. Это территория лагеря смерти «Аушвитц-Биркенау», где погибли 1,5 млн. человек. В бараках – экспозиции, посвященные узникам разных стран. Советский, ныне российский барак – закрыт. Его экспозиция вот уже несколько лет как демонтирована.

 Директор мемориала Петр Цивиньский: «Эта экспозиция исторически не верна. Дело в том, что на карте Европы, находившейся в советском па­вильоне и показывавшей, откуда в Освенцим шли транспорты с заключенными, Польши как будто нет – потому посетителю совершенно непонятно, о ком идет речь. А надписи гласят, что в концлагерь шли эшелоны с совет­ских территорий. Но эти территории стали советскими только в 1939 г., тогда же Западная Польша стала немецкой. Все это нуждается в четком разъяснении». (Речь – о пакте Молотова–Риббентропа, ликвидировавшем Польшу как государство.) «Мы не можем открыть совет­скую экспозицию без согласования с российской стороной, – рассказывает Цивиньский. – Но вот уже несколько лет визит комиссии Министерства культуры РФ откладывается». (Эту информацию мне подтвердили в Посольстве РФ в Варшаве.) «Для дирекции мемориала и его Международного совета, – говорит Цивиньский, – непреложно следующее: Мы считаем необходимым, чтобы появились комментарии о 1939 г. и «советских гражданах», которые на самом деле польские».

 Но во время войны в Освенцим прибывали обреченные с бывших польских территорий, по пакту ставших советскими. И с исконно российских территорий тоже. Потому надписи о «советском гражданст­ве» вполне корректны. Что, разумеется, не исключает необходимости комментариев о пакте. Прощаясь, Цивиньский политкорректно резюмирует: «Мы надеемся, что диалог все же состоится. С российскими историками у нас практически нет разногласий».

 С российскими историками разногласия все-таки есть, причем не столько сугубо научные, сколько нрав­ст­венные. Вот позиция одного из крупнейших специалистов по советско-польским отношениям первой половины ХХ в., доктора исторических наук Сергея Полторака: «Прин­ципиальный профессиональный формализм одних ничем не лучше равнодушия других. Было бы гораздо гуманнее и правильнее отрешиться от формальностей и перестать делить жертвы на своих и чужих». Петербургский музей политической истории России тесно сотрудничает с Польшей: его филиалами являются мемориалы в Катыни под Смоленском и Медном под Тверью, где захоронены останки тысяч польских офицеров, расстрелянных по приказу Сталина в 1940-м. Директор музея Евгений Артемов: «Нет сомнения, комментарии к экспозиции, связанные с 1939 г. в Освенциме, нужны. Но нет сомнения и в том, что необходимо найти компромисс, открыть павильон. Я не верю, что невозможен хотя бы «промежуточный» выход из ситуации. Невыносимо, когда заложницей ситуации становится сама память о трагедии».

Пепел Клааса не более жгуч, чем пепел Освенцима.

Юлия КАНТОР,

Варшава – Краков – Санкт-Петербург

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

 «У НАС огромной любовью пользовались музыканты из СССР, режиссеры, писатели, – размышляет известный композитор Кшиштоф Пендерецкий. – И теперь российские деятели культуры желанны в Польше. Но рынок диктует свои условия: к нам стали ездить меньше, поскольку более платежеспособна Западная Европа. А «братский обмен» нынче не очень популярен». Кстати, по данным влиятельного польского еженедельника «Политика», самым популярным зарубежным писателем поляки считают Булгакова.