Re: Владислав Швед. "Буря в стакане или «Осторожно, Памятных!»"
Участникам форума «Правда о Катыни».
БУРЯ В СТАКАНЕ или «ОСТОРОЖНО, ПАМЯТНЫХ!»
Понаблюдав со стороны за «бурями в стакане», периодически устраиваемыми на интернет-форуме «Правда о Катыни» Dassie (Алексеем Памятных), я решил обратить внимание участников форума на некоторые особенности поведения этого, с позволения сказать, «объективного» исследователя катынской темы.
Чего боится Алексей Памятных?
Непредвзятый наблюдатель без труда заметит, что, комментируя исследования оппонентов, А.Памятных сосредотачивает внимание не на основных вопросах, а копается во второстепенных деталях, неточностях и опечатках. Это не случайно. Ведь с достоверными фактами и архивными документами, свидетельствующими о том, что реальные обстоятельства гибели значительной части польских пленных и арестованных граждан на территории Советского Союза в период Второй мировой войны пока не установлены, особо не поспоришь (о некоторых из этих фактов будет сказано ниже). Поэтому Памятных сосредотачивает свои усилия на том, чтобы путем навязывания псевдонаучных дискуссий о неточностях во второ- и третьестепенных деталях, пытаться подвергнуть отдельные факты сомнению, а заодно представить независимых исследователей “Катынского дела” в качестве “фальсификаторов” и “шулеров” и дискредитировать таким нехитрым методом их основные выводы
Об интеллектуальном уровне господина Памятных свидетельствует его постоянное стремление всех поучать, преподнося тривиальную банальщину, а в большинстве случаев невежественную галиматью, как некие «открытия». Удивляет и пристрастие Памятных к повторам. Так, он к месту и не к месту цитирует гоголевского «Ревизора» относительно самовысеченной унтер-офицерской вдовы. Правда, трудно поверить, что Памятных осилил «Ревизора», вероятнее всего, он эту цитату перехватил у польского историка-русофоба Новака. Поистине навязчивой идеей Памятных является его желание «ликвидировать безграмотность» оппонентов. Он постоянно подчеркивает, что все его утверждения – это «в общем-то, ликбез».
Однако не составляет труда доказать, что «ликбез» необходим, прежде всего, самому Памятных. Позволю вернуться к своему сентябрьскому письму. В нем я задал Памятных ряд вопросов. «Как Вы, «великий и непогрешимый», за столько лет корпения над этой проблемой не сумели заметить массу противоречий в показаниях катынских свидетелей: Сопруненко, Сыромятникова и Климова. Я уже не говорю о показаниях Токарева и Шелепина, в которых достаточно фактов и подробностей, просто «кричащих» о ложности их утверждений. Как же Вы, считающий себя выдающимся исследователем «Катынского дела», не заметили явной лжи и ошибок в «Записке Шелепина?». Естественно, ответ на подобные «неудобные» вопросы Памятных, как правило, не даёт.
Интернет-сайт «Правда о Катыни. Независимое расследование», информацией которого Памятных пользуется несколько лет, он бездоказательно называет «дымовой завесой» «мухинцев» только потому, что там присутствует иная точка зрения на катынскую проблему. Однако любой непредвзятый исследователь придет к выводу, что именно умопостроения Памятных являются «дымовой завесой», мешающей объективному расследованию катынской трагедии.
Казалось бы, почему «объективный» исследователь катынской темы, каковым считает себя Памятных, «в штыки» встречает факты, противоречащие его версии. Давно известно, что «в спорах рождается истина». Ан нет, не тут–то было! Памятных и его единомышленники пуще огня боятся того, что такие факты позволят установить истину и антироссийский «status quo» в катынской теме, любовно выпестованный польскими русофобами, рухнет.
Современная ситуация с «Катынским делом» как нельзя лучше устраивает польских политиков и историков. На рубеже 1980-90-х годов официальная Россия публично признала вину СССР за катынское преступление, и включилась в расследование. Однако вскоре заняла пассивную позицию и до настоящего времени лишь отмалчивается в ответ на польские претензии.
Что же касается «недобитых» сторонников «сталинской версии», как «правоверные катыноведы» с польскими корнями называют версию о причастности немцев к катынскому расстрелу, то для их нейтрализации пока хватает псевдоисториков в лице Памятных и Ко. Эти добровольные последователи геббельсовских пропагандистов всегда готовы навешать читателям «лапши на уши» и как «дважды два» доказать, что многостраничное исследование Шведа и Стрыгина о Катыни якобы базируется только и исключительно на «фальсифицированных» отступах в записке Берии!
Памятных до сих пор не попытался (хотя постоянно грозится) опровергнуть основные факты версии о причастности нацистов к расстрелу польских офицеров в Катыни. Пользуюсь случаем, хочу предоставить Памятных и его единомышленникам такую возможность. В своё время упомянутый польский историк Новак сформулировал десять вопросов, адресованных российским историкам на тему гибели красноармейцев в польском плену в 1919-1921 гг.
Я сформулирую 13 вопросов сторонникам немецко-польской версии катынской трагедии, основу которых составляют факты, изложенные в исследовании «Тайны Катыни».
1. Как объясняют представители «Мемориала» и польские исследователи тот факт, что, несмотря на то, что катынская акция НКВД была сверхсекретной, в Козьих горах оказалось достаточно копнуть землю на полтора метра и обнаружились захоронения более 4 тысяч расстрелянных офицеров в польской форме, две третьих которых имели при себе документы и вещи, позволявшие установить их личности?
2. Можно ли поверить в то, что нацисты провели объективное и беспристрастное расследование Катынского дела, которое, несомненно, санкционировал сам Гитлер, лично прилетавший в Смоленск 13 марта 1943 г.?
Почему польская сторона безоговорочно приняла результаты немецкой эксгумации 1943 г. и никогда не пыталась сопоставить официальные немецкие отчеты с свидетельствами очевидцев, посещавших Козьи горы в 1943 г.? Это позволило бы выявить сомнительные манипуляции нацистов с захоронениями, и, в частности, установить реальные сроки вскрытия нацистами катынских могил.
3. Почему представлявшие реальную опасность для СССР «закоренелые, неисправимые враги советской власти», такие, как руководитель подпольной организации террористического Союза вооруженной борьбы (СВБ) на Западной Украине полковник Леопольд Окулицкий, бывший прокурор Верховного суда Польши полковник Станислав Любодзецкий или обвиненный в шпионаже поручик Станислав Свяневич, получили лагерные сроки и спокойно вышли на свободу по амнистии от 12 августа 1941 г., а мобилизованные в 1939 г. простые интеллигенты, не имевшие ничего общего с польской системой военных, полицейских и карательных органов и никак не скомпрометировавшие себя участием во враждебных акциях против СССР, были безжалостно расстреляны?
4. Почему в Польше отрицают факт обнаружения в катынских захоронениях двухзлотовок военного выпуска, введенных нацистами в обращение после 7 мая 1940 г. на территории польского генерал-губернаторства и, которых не могло быть у польских офицеров из Козельского лагеря, если их расстреляли в апреле и первых числах мая 1940 г.? Эти банкноты видел и описал в статье в виленской газете "Гонец Цодзенны" (Goniec Codzienny. № 577, Вильно, 3 июня 1943). Ю.Мацкевич.
5. Почему замалчивается факт обнаружения немецкими экспертами в катынских захоронениях останков польских ксендзов в длинных черных сутанах, более двухсот гражданских лиц, а также около семисот трупов в польском солдатском обмундировании? Известно, что в Козельском лагере содержались только польские офицеры.
6. Почему не вводится в научный оборот паспорт одного из четырех польских офицеров, останки которых были найдены польскими археологами. в катынской могиле №6 (по немецкой классификации) в 1995 г? Документ был направлен на экспертизу в Варшаву и исчез. Что мешает обнародованию результатов его экспертизы?
7. Как объяснить замалчивание в Польше показаний Пауля Бредоу, бывшего связиста при штабе группы армий «Центр», который в 1958 г. в Варшаве, во время процесса над Э.Кохом, одним из нацистских палачей, под присягой заявил, что осенью 1941 г. он видел: «как польские офицеры тянули телефонный кабель между Смоленском и Катынью». Во время эксгумации в 1943 г. Бредоу «сразу узнал униформу, в которую были одеты польские офицеры осенью 1941 г.»?
8. Почему представители «Мемориала» и польские исследователи игнорируют свидетелей катынской трагедии, выявленных известным французским историком и тележурналистом Аленом Деко: Катерину Девилье, Рене Кульмо, Карла Йоханссена, а также Вильгельма Гауля Шнейдера и бывшего начальника связи 136-го отдельного конвойного батальона конвойных войск НКВД А.Лукина, подтвердивших причастность нацистов к «катынской трагедии»?
9. Почему в Польше не придали значения интервью Кристины Щирадловской-Пеца (опубликовано 21.09.2007 г. на интернет-сайте католической «Группы 33» из пригорода г. Катовице – Хожува и позднее перепечатанное в популярной «Gazete Wyborczej»)? В своем интервью К.Щирадловская утверждает, что в мае 1946г. она и ряд других польских граждан, возвращавшихся из России в Польшу, во время вынужденной остановки поезда недалеко от Катыни, в лесу справа от железной дороги видели «громадный раскопанный ров – могилу, в которой находились человеческие останки. О том, что это были останки польских офицеров, свидетельствовали детали мундиров (пуговицы с орлами). Тела частично мумифицировались, поскольку почва была песчаная. Уложены они были слоями и было их «очень много»).
Известно, что все раскопки в Катыни в 1943 и 1944 гг. велись только слева от железной дороги (если ехать из Смоленска). О раскопках захоронений польских офицеров в Катыни в 1946 г., тем более с правой (северной) стороны железной дороги Смоленск-Орша, сведения отсутствуют. Останки каких польских офицеров видела К.Щирадловская? Почему польских исследователей не заинтересовал этот факт?
10. Почему представители «Мемориала» и польские исследователи предпочитают не замечать ложные утверждения и недостоверности в записке Шелепина Хрущеву? Можно ли считать записку Шелепина надежным историческим документом? Можно ли считать надежными историческими документами записку Берии №794/Б и выписки из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б), если они оформлены с грубыми нарушениями и в их содержании допущены серьезные ошибки?
11. Почему представители «Мемориала» и польские исследователи не провели, как это было сделано с выводами комиссии Н.Бурденко, экспертизы показаний основных свидетелей по «Катынскому делу» Шелепина, Токарева, Сопруненко, Сыромятникова и Климова, если в этих показаниях присутствует ряд несуразиц и противоречий?
12. Почему в Польше замалчивается скандал с результатами польской эксгумации 2006 г. в киевской Быковне, суть которого в том, что польские эксперты захоронения 150-270 расстрелянных в Киеве и захороненных в Быковне польских репрессированных граждан, попытались выдать за захоронения 3500 поляков из украинского катынского списка, якобы расстрелянных НКВД в 1940 г.?
13. Можно ли верить утверждениям польских экспертов о том, что на спецкладбище в Медном (под Тверью) обнаружены захоронения всех 6311 польских полицейских из Осташковского лагеря, если существуют документальные свидетельства (РГВА, ф. 38291, оп.1, д. 8, л. 99) того, что в 1941 г. на строительстве в районе шлюза №2 Беломорско-Балтийского канала работали «бывшие польские полицейские из западных областей Белорусской и Украинской ССР», которые до этого могли содержаться только в Осташковском лагере?
Это лишь часть вопросов (в основу исследования «Тайны Катыни» легло более 50 подобных вопросов), которые вызывает немецко-польская версия катынской трагедии. Учитывая иезуитскую изворотливость Памятных и польских историков в уклонении от ответов на неудобные для них вопросы, предоставим участникам форума дополнительную информацию, дабы сузить возможности фальсификации ответов.
Напомним, что согласно инструкции НКВД о порядке расстрела, на телах расстрелянных не должно было оставаться никаких документом, предметов верхней одежды и иных вещественных свидетельств, позволяющих установить их личности или дату расстрела. Не случайно места захоронений даже известных политических деятелей, репрессированных в 30-е годы прошлого столетия, установить не удается. Но в Катыни всё наоборот.
Отметим, что показания бывшего связиста П.Бредоу стали достоянием широкой польской общественности ещё 40 лет назад, после издания книги «Эрих Кох перед польским судом».
Француженка Катерина Девилье известна, как бывший лейтенант Красной Армии, одна из первых побывавшая в Катыни после её освобождения от нацистов и беседовавшая с местными жителями без контроля НКВД. Француз Рене Кульмо, бывший узник нацистского шталага II В, встретил в этом лагере польского капитана, Винзенского. Тот вместе с 300 других поляков прибыл с Востока и рассказал Кульмо о том, что «фрицы там, на востоке, совершили чудовищное преступление. Почти все их друзья, в основном офицеры, были убиты». Норвежец Карл Йоханссен, бывший узник концлагеря Заксенхаузен, сообщил в 1945 г. полиции Осло о том, что он один из тех, кто в лагере изготавливал поддельные польские документы и фотографии для Катыни.
Эти свидетели описаны в исследовании Алена Деко «Катынь: Гитлер или Сталин?». Сам А.Деко высказал предположение, что: «Возможно, существовало два катынских преступления. Одно совершили русские, другое немцы».
Помимо этого известно свидетельство Вильгельма Гауля Шнейдера, бывшего заключенного следственной тюрьме «Tegel». Он в апреле 1947 г направил в польское военное министерство заявление о нацистах, как виновниках катынского преступления. В мае 1947 г. Шнейдер в американской зоне оккупации Германии явился к капитану Ахту и прокурору Савицкому и заявил, что зимой 1941-1942 г.г. он находился в одной камере с осужденным к смертной казни немецким унтер-офицером из полка «Regiment Grossdeutschland». Унтер-офицер сообщил Шнейдеру, что этот полк «поздней осенью 1941 г., точнее в октябре этого года, совершил массовое убийство более десяти тысяч польских офицеров в лесу, который находился под Катынью».
А.Лукин, бывший начальник связи 136-го отдельного конвойного батальона конвойных войск НКВД, охранявшего лагерь с польскими военнопленными под Катынью». Он в июле 1941 г. принимал участие в неудачной эвакуации заключенных этого лагеря. Его свидетельство 2 мая 1990 г. фиксировала на видеокамеру группа польского тележурналиста Анджея Минко, оно также представлено в книге российского журналиста В.Абаринова «Катынский лабиринт».
Юзеф Мацкевич, виленский журналист известен, как один из первых исследователей Катыни. Он побывал в Катыни по рекомендации Вернера Клау, начальника Отдела прессы при Областном комиссариате города Вильно (Gebietskomissariat Wilna-Stadt) во второй половине мая 1943 г. Впоследствии издал книгу «Катынь». Объяснение, что Мацкевич мог ошибиться с двухзлотовками, несерьезно. Для этого достаточно прочитать текст газетной статьи Мацкевича: «Лежат кое-где и отдельные мелкие — по два злотых — купюры военного выпуска; в одном месте я видел червонцы». Можно спутать цифру, но считать ошибочной целую фразу «два злотых - купюры военного выпуска» несерьезно.
Особо следует сказать о записке председателя КГБ Шелепина первому секретарю ЦК КПСС Хрущеву № 632-ш от 3 марта 1959 г., которую характеризует целый букет вопиющих неточностей,. Так, в ней утверждается, что выводы комиссии Н.Н.Бурденко, согласно которым «все ликвидированные там поляки считались уничтоженными немецкими оккупантами… прочно укрепились в международном общественном мнении». Это явная ложь, так как на Западе всегда господствовало мнение, что поляков расстреляли сотрудники НКВД.
Фактически в записке Шелепина нет ни одного абзаца, в котором не содержалось бы ошибок или неточных сведений. Тем не менее, в отличие от выводов комиссии Бурденко, у польских историков и представителей «Мемориала», не возникло ни малейшего сомнения в отношении данных, приведенных в записке Шелепина. Как правило, ссылаются на комиссию экспертов Главной военной прокуратуры, работавшую с кремлевскими документами в 1992-1993 гг., которая сделала вывод, что наиболее точные итоговые данные по погибшим польским военнопленным (21.857 человек) содержатся в записке Шелепина. При этом «эксперты» проигнорировали (возможно не заметили?) многочисленные неточности, присутствующие в этой записке.
Вероятно, основную роль здесь сыграло то, что записка Шелепина полностью вписывалась в версию единоличной вины довоенного советского руководства, которую отстаивали эксперты.
Аналогичный подход отличал работу польских экспертов и археологов, исследовавших в 1991-2006 гг. захоронения польских граждан на территории бывшего СССР. Так, осуществив вскрытие захоронений на спецладбище НКВД в Медном, польские эксперты заявили, что здесь обнаружены останки всех 6311 польских полицейских, содержавшихся в Осташковском лагере. При этом они безаппеляционно утверждали, что все захоронения на территории спецкладбища в Медном являются «польскими», хотя члены тверского «Мемориала» и сотрудники Тверского УФСБ еще в первой половине 1990-х годов установили, что на этом кладбище также захоронено свыше 5.000 советских людей – жертв репрессий 30-х годов.
Возможные отговорки наших оппонентов про то, что вышеперечисленные 13 вопросов в первую очередь, должны быть адресованы российской Главной военной прокуратуре, не корректны. Известно, что польская сторона и представители общества «Мемориал» постоянно подчеркивают, что их ИНТЕРЕСУЕТ СУДЬБА КАЖДОГО ПОГИБШЕГО ПОЛЬСКОГО ГРАЖДАНИНА, причастного к катынской трагедии.
Однако абсолютно ясно, что «мемориальца» Памятных, как и большинство его польских единомышленников, не волнуют реальные обстоятельства гибели значительного количества польских граждан, бесследно сгинувших на территории СССР в период Второй мировой войны. Их вполне устраивает официальная версия катынской трагедии, которая позволяет Польше оказывать давление на Россию.
Хочется надеяться, что наступит время, когда все, без исключения, факты и свидетельства, имеющие отношение к судьбе польских граждан, погибших на территории СССР в период Второй мировой войны, будут тщательно исследованы российскими следователями. А в заключение дело №159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей НКВД в апреле - мае 1940 г» будет рассмотрено в независимом суде столь беспристрастно, что в будущем будет полностью исключена возможность кому-либо спекулировать на катынской трагедии.
Столь пространное вступление в тему обусловлено не желанием ответить Памятных. Его в чем-то убеждать бессмысленно. Как уже говорилось, он предпочитает не замечать аргументов оппонентов и в дискуссии продолжает тупо твердить одни и те же догмы. Весной 2007 г. ему был дан подробный ответ по поводу поручика Поликарпа Рогаля-Рогайло, эксгумированного в 1943 г. в Катыни. Тем не менее, и в декабре этого года Памятных в «живом журнале» А.Дюкова продолжает утверждать, ссылаясь на польские источники, что поручик Рогаля не имеет ничего общего с Рогайло.
Эти источники известны не только Памятных. Однако, чтобы они не утверждали, известно, что жена сына Поликарпа Рогаля от первого брака Здислава, проживающая в настоящее время в Великобритании, носит фамилию Рогайло. Это неопровержимо свидетельствует, что действительная фамилия польского поручика была Рогайло. «Лабуду» в очередной раз следует адресовать Памятных.
Аналогично Памятных ведет себя в ситуации с погрешностью при сравнении отступов текста на страницах 1 и 4 в записке Берия. Он мусолит эту тему на все лады уже несколько месяцев. В октябре 2007 г. Памятных вновь разразился псевдоисследованием этих «отступов», из которого следует только одно - как измеритель он не плох. Но на большее он оказался не способен.
Памятных так и не понял, что различие в отступах на разных страницах записки Берии позволяет нащупать более фундаментальные проблемы. Например, влияние практики подготовки и проведения Политбюро ЦК ВКП(б) при Сталине на процесс подготовки записки №794/Б.
Но до проблем подобного уровня Памятных предпочитает не подниматься. Я же рискну это сделать, дабы показать, что углубленное исследование обстоятельств подготовки записки Берии на Политбюро позволяет достаточно определенно судить о степени её достоверности.
Перманентное Политбюро
Как уже отмечалось, на протяжении нескольких месяцев 2007 г. Памятных муссирует тему «отступов» в записке Берии №794/Б. Он заявляет, что: «Различие отступов текста на страницах 1 и 4 я считаю принципиальным, оно фактически разрушает гипотезу Стрыгина и Шведа о подмене только страниц 2 и 3 записки в существенно послебериевское (например, в хрущевское) время, поскольку допечатывалась или перепечатывалась и страница 4 - с последовавшими на ней подписью Берии и пометками Сталина».
Молодец Памятных, выявил, что и четвертая страница печаталась в другое время и на другой машинке. Спасибо за помощь! Это только подтверждает выводы о сомнительной достоверности записки Берии. Это же надо додуматься; в НКВД, где было огромное машбюро, руководство вместо того, чтобы дать указание перепечатать целиком небольшую по объему записку, вероятно, из жалости к загруженности машинисток, дало указание перепечатать три из четырех страниц записки?!
Что же касается «гипотезы Стрыгина и Шведа», то в исследовании «Тайны Катыни» мы не ставили задачу доказать, что записка Берии была сфальсифицирована именно во времена Хрущева. Основное внимание хрущевскому периоду было уделено в связи с достоверными сведениями о том, что именно в этот период в архивах Лубянки и Кремля происходила интенсивная чистка и корректировка документов сталинского периода. Бывший секретарь ЦК КПСС Фалин В.М. в личной беседе сообщил, что в 1956 г. в зданиях ЦК КПСС и КГБ для работы так называемых «экспертов» с этими документами даже были выделены специальные помещения.
Акцент на несуразностях, присутствующих в оформлении и содержании записки Берия, был сделан с целью добиться проведения повторной официальной экспертизы. Однако и без экспертизы очевидно, что записка с таким букетом нарушений и неточностей вряд ли родилась в секретариате НКВД. Каким бы извергом не был Берия, в умении работать с документами ему не откажешь. Инструкции, разработанные под руководством Берия, до сих пор считаются шедеврами.
Но Памятных, как и других сторонников польской версии, это не интересует. Они всеми силами пытаются сохранить существующий «status quo», основанный на катынских документах из «закрытого пакета №1». Это позволяет им сохранить положение «мэтров» Катыни, которое они сегодня занимают в польском научном сообществе, и которое дает им немалые материальные преимущества.
Однако вернемся к проблемным вопросам записки Берии. Дело не столько в том, что, как минимум, три страницы записки Берии перепечатывались, сколько в том, что при существовавшей в сталинский период практике подготовки и проведения Политбюро ЦК ВКП(б) подобные действия с запиской были лишены всякого смысла.
Это стало предельно ясным после реконструкции порядка проведения Политбюро ЦК ВКП(б) при Сталина. Сведений по этому вопросу сохранилось крайне мало. Некоторая информация о порядке принятия решений при Сталине содержится в воспоминаниях Хрулёва начальника тыла Красной Армии и авиаконструктора Яковлева (Яковлев А.С. Цель жизни. Записки авиаконструктора. М.: Изд-во политической литературы, 1987 г. (пятое издание). С. 394, 400).
Вот как вспоминал процесс принятия решений Государственным Комитетом Обороны в годы войны начальник тыла Красной Армии А.В.Хрулёв: «Вы, возможно, представляете себе все это так: вот Сталин открыл заседание, предлагает повестку дня, начинает эту повестку обсуждать и т.д. Ничего подобного! Некоторые вопросы он сам ставил, некоторые вопросы у него возникали в процессе обсуждения, и он сразу же вызывал: это касается Хрулёва, давайте сюда Хрулёва…
В течение дня принимались десятки решений. Причем, не было такого, чтобы Государственный Комитет заседал по средам или пятницам, заседания проходили каждый день и в любые часы, после приезда Сталина…
Следует также иметь в виду, что, если у вас имелось важное и неотложное дело, можно было придти в кабинет Сталина и без приглашения. Я так делал неоднократно, и Сталин меня не разу не выгонял. Да он никого не выгонял.
Надо было сидеть и слушать. Но когда создавалась какая-нибудь пауза, я обычно говорил:
-У меня есть один вопрос.
-Сидите. (Что значило – этот вопрос он будет рассматривать)» (Карпов В.В. «Генералиссимус». Историко-док. изд. Кн.2. Калининград. 2002, с. 23-24)
И хотя Хрулёв рассказывал о заседаниях ГКО, аналогично проходили и заседания Политбюро. Это подтвердили бывшие многолетние сотрудники Общего отдела ЦК КПСС. Специального дня проведения Политбюро при Сталине не существовало. Оно фактически не начиналось и не кончалось. Политбюро проходило в перманентном режиме и было полностью подчинено воле Сталина. Вопрос государственной важности мог быть внесен и рассмотрен Политбюро в любой момент, если этого требовали обстоятельства. Сроки представления материалов на Политбюро не регламентировались. В этой связи не было необходимости резервировать даты регистрации документов, представляемых на Политбюро.
Однако для убедительности рассуждений рассмотрим, соответствовала ли практика принятия решений Государственным комитетом обороны, практике принятия решений Политбюро. Для этого проанализируем тетради записи приема посетителей у Сталина.
27 июня 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение №П33/134-оп о переброске оборудования и кадров авиационных предприятий из Москвы и Ленинграда в восточные районы страны (Известия ЦК КПСС. № 6, 1990. с. 209-210). Предложения вносил нарком авиационной промышленности Шахурин.
Реализация данного решения была поручена Шахурину, Кагановичу (члену ПБ, наркому путей сообщения), Вознесенскому (председателю Госплана СССР), Микояну (член ПБ, зам. Пред. Совнаркома).
Согласно тетради записи лиц, принятых Сталиным, 27 июня 1941 у Сталина побывали следующие лица (Исторический архив» № 2, 1996. с. 3-72)
1.Вознесенский – 16.30–16.40.
2.Молотов – 17.30–18.00, 19.35-19.45, 21.25-24.00
3.Микоян – 17.45–18.00, 19.35-19.45, 21.25-2.35
4.Берия – 21.35-24.00
_____________________
_____________________
20. Вознесенский - 22.15-23.40
21.Шахурин - 22.30-23.10
22. Дементьев - 22.30-23.10
23.Щербаков – 22.30-24.00
24.Шахурин – 0.40—0.50
25.Меркулов – 1.00-1.30
26.Каганович – 1.10-1.35
27.Тимошенко – 1.30-2.35
28.Голиков - 1.30-2.35
29.Берия – 1.30-2.35
30.Кузнецов – 1.30-2.35
В этой череде посетителей сталинского кабинета, принимавших личное участие в принятии важнейших государственных решений, однозначно сложно определить не только то, когда рассматривался конкретный вопрос о переброске авиапредприятий, но даже то, когда в этот день началось и закончилось заседание Политбюро. Однако можно сделать вывод, что Сталин непосредственно в ходе обсуждения рабочих вопросов определял, какие из рассмотренных вопросов оформить решением Политбюро, какие - ЦК ВКП(б) и СНК СССР, какие - ГКО и т. д. Вероятнее всего, вопрос авиапрома рассматривался Политбюро с 22.30 до 23.10 час. При этом присутствовали три члена ПБ - Сталин, Молотов, Микоян и один кандидат в члены ПБ - Берия. Член ПБ Каганович прибыл уже после ухода Шахурина.
Обстоятельства принятия решения об эвакуации авиапредприятий подтверждают объективность воспоминаний Хрулева и указывают на перманентный характер проведения заседаний Политбюро при Сталине.
Но скептик скажет: «Такая практика была в период войны, а нас интересует весна 1940 г.» ! Приведем еще один пример. Рассмотрим, как принималось решение Политбюро ЦК ВКП(б) об улучшении охраны госграницы в западных областях Украины и Белоруссии (Прот. ПБ №13. п. 117 (оп) от 2 марта 1940 г.). Это решение принималось на основании записки №793/б от 29 февраля 1940 г. за подписью Берия и Хрущева.
Записка №793/б была напечатана на бланке НКВД СССР и была зарегистрирована в секретариате НКВД 29 февраля 1940 г. Соответственно, за доставку записки адресату отвечал секретариат НКВД. Однако, этот документ нельзя было направлять в ЦК ВКП(б) без подписи первого секретаря ЦК КП(б) Украины Н.С.Хрущева, который в то время бывал в Москве только наездами, поскольку большую часть времени тот жил и работал в Киеве. Важно подчеркнуть, что Л.П.Берия, как кандидат в члены Политбюро, не мог пригласить к себе члена Политбюро (лица, более высокопоставленного по сравнению с ним в партийной иерархии!). Нормы делового этикета и статусной субординации в ВКП(б) и КПСС всегда соблюдались очень строго. Согласно этим нормам, кандидат в члены ПБ товарищ Берия должен был направить записку фельдпочтой или попытаться встретиться с членом ПБ товарищем Хрущевым лично. Такая возможность у Берии была, т.к. 1 марта 1940 г. Хрущев находился в Москве, и даже побывал у Сталина с 20.25 до 20.35 час.
Однако суть не в том, где был в тот день Хрущев и когда он подписал записку №793/б. Важно, что он её подписал, а 2 марта 1940 с 21.20 до 21.25 час. он вновь был в кабинете Сталина. В это время у Сталина, помимо Хрущева, находились ещё два члена ПБ: Ворошилов и Молотов. Вот выписка из тетради записи приема у Сталина от 2 марта 1940 г.
Ворошилов – 20.05-22.05
Молотов - 20.15-22.05
Шахурин – 20.20-21.45
Баландин - 20.20-21.45
Хрущев – 21.20-21.25
Лепин - 21.25 – 21.45
Алексеев – 21.25 – 21.45
Кузнецов – 21.45 – 21.55
Последние вышли 22.05
Ворошилов – 23.10 – 01.50
Шапошников – 23.10 – 01.50
Ковалёв – 23.10 – 00.05
Василевский – 23.10 – 01.50
Молотов – 23.12 – 01.50
Последние вышли в 01.50 час.
С большой долей вероятности можно предположить, что принятие решения по записке №793/б состоялось в период с 21.20 до 21.25 час. Но вновь мы не можем говорить о специальном заседании Политбюро! Среди общих рабочих вопросов решались и вопросы, которые потом оформлялись как решение Политбюро.
Относительно того, каким образом записка №793/б была внесена на Политбюро (принес ли её Хрущев или она пришла фельдпочтой), сказать сложно. Ясно одно, записка, прежде чем попасть к Сталину, попала на стол его секретаря Поскрёбышева. Об этом свидетельствуют пометки Поскрёбышева.
В записке №793/б Поскребышев сделал несколько подчеркиваний, отметил синим карандашом пункт 3 предлагаемых НКВД мероприятий, и включил его в постановляющую часть решения ПБ. Нет сомнений, что Поскрёбышев свои пометки разноцветными карандашами делал до передачи документа Сталину. Сталин доверял Поскрёбышеву и пометки позволяли ему сразу же сосредоточить внимание на важнейших местах рассматриваемого документа. Не случайно пребывание Хрущева в кабинете Сталина 2 марта ограничилось 5 минутами. Документ о госгранице был заранее проработан и процесс принятия окончательного решения был предельно кратким.
В заключение темы добавим, что элементы перманентного режима проведения Политбюро сохранились при Брежневе и Горбачеве. Правда, в этот период проведение заседаний Политбюро ЦК КПСС осуществлялось в единый день - четверг (11 час утра). Однако вопросы на Политбюро поступали в Общий отдел ЦК КПСС постоянно, без ограничений.
Все поступившие вопросы включались зав. Общим отделом ЦК КПСС в «Перечень вопросов, вносимых на рассмотрение Политбюро ЦК КПСС». Некоторые вопросы, требовавшие оперативного решения, или не требовавшие обсуждения, зав. Общим отделом, по согласованию с Генсеком (иной раз и самостоятельно), направлял членам Политбюро для ознакомления и принятия решения. Это процедура называлась «на голосование». Рассмотренные членами Политбюро материалы, с их мнением, пометками и подписью возвращались в Общий отдел ЦК КПСС, где на их основе готовилось решение Политбюро, которое включалось в протокол. Документы «особой папки» членам Политбюро для ознакомления и принятия решения развозили на спецмашинах два сотрудника Общего отдела ЦК КПСС Галкин и Фаддин.
Накануне заседания Политбюро, в среду вечером, зав. Общим отделом шел к Генеральному секретарю, который на основе «Перечня вопросов, вносимых на рассмотрение Политбюро» определял (простой галочкой) какие вопросы внести на рассмотрение Политбюро ЦК КПСС. Таким образом формировалась повестка дня очередного заседания Политбюро.
Однако, и после того как повестка дня Политбюро была сформирована, вопросы на Политбюро продолжали поступать. Это, как правило, были вопросы государственной важности МИДа, КГБ и Минобороны, требовавшие неотложного решения. Генсек в таком случае давал команду включить их «за повестку». По свидетельству бывших сотрудников Общего отдела ЦК КПСС количество вопросов «за повесткой» нередко превышало количество вопросов, внесенных накануне в официальную повестку дня Политбюро.
Необходимо заметить, что при оформлении и регистрации решений Политбюро ЦК КПСС, принятых непосредственно на заседании, использовались арабские цифры, а решений, принятые «опросом» («голосованием») – римские.
Как видим, никаких ограничений по срокам при внесении документов на рассмотрение Политбюро в сталинский период никогда не существовало. Поэтому повторимся, предварительная регистрация записки Берия в секретариате НКВД была лишена всякого смысла.
Поскрёбышев, кремлевский цензор
О роли Поскрёбышева в организации работы Сталина необходимо сказать особо. Анализ цифровых копий 16 документов (предоставлены С.Стрыгиным), подписанных Берией и адресованных Сталину и Молотову, показал следующее. Все документы, в том числе и адресованные Молотову, прежде чем попасть к Сталину, прорабатывались его секретарем Поскрёбышевым. Он красным карандашом отмечал для Сталина наиболее важные места в документах, требующие решения. Основные числовые данные и места, требующие повышенного внимания, Поскребышев отмечал синим карандашом.
Например, записка Берии №5725/б от 23 декабря 1939 г. «О строительстве железнодорожной линии, соединяющей Кировскую железную дорогу с Северной», содержащая много предложений НКВД и цифровых данных, Поскребышев буквально исчеркал красным и синим карандашом. Это не случайно, так как вопрос строительства этой дороги в период советско-финской войны был стратегическим. И хотя эту записку Сталин так и не прочитал (как уже говорилось он доверял Поскрёбышеву и дал устное согласие, о чем написано в записке) Поскребышев досконально проработал эту записку.
В ряде случаев Поскребышев на страницах документа оставлял пометку в виде малой буквы «п». На некоторых документах, которые Сталин должен был внимательно прочитать, на первой странице, выше текста, Поскрёбышев писал красным карандашом «От т. Берия» (записки Берия за №657/б от 23 февраля 1940 г., №1021/б от 7 марта 1940 г., №3561/б от 6 сентября 1940 г.).
Политбюро 5 марта 1940 г.
Основываясь на вышеизложенном, постараемся выяснить, когда и как 5 марта 1940 г. проходило заседание Политбюро ЦК ВКП(б). В настоящее время официально считается, что 5 марта 1940 Политбюро приняло решения по 10 вопросам. Из них вопросов «особой папки» было рассмотрено два: о расстреле польских военнопленных и арестованных граждан (Прот. ПБ № 13. п. 144) и об изготовлении нового саркофага для тела В.И.Ленина (Прот. ПБ № 13. п. 145). Эти вопросы рассматривались на основании записок Берии, соответственно, №794/Б и №815/б.
Согласно тетрадям записи приема Берия был у Сталина только 27 февраля и 7 марта 1940 г. Он не участвовал в заседании Политбюро 5 марта и поэтому разговоры о том, что Берия лично принес на заседание Политбюро записку №794/Б лишены всяких оснований.
Надо иметь в виду, что после войны кабинет Берии находился в нескольких десятках метров от кабинета Сталина на одном и том же этаже, в том же коридоре. Мне доводилось бывать в этих кабинетах. В бывшем кабинете Сталина в 1990 г. сидел Пред.Совмина Н.Рыжков, а в бывшем кабинете Берии - вице-президент СССР Г.Янаев.
Но в 1940 г. Берия не был членом Политбюро и не мог претендовать на кабинет в Кремле. Поэтому он довольствовался кабинетом на Лубянке. Записку Сталину он мог либо привезти сам, либо направить в Кремль фельдпочтой. Время доставки корреспонденции с Лубянки в Кремль и обратно обычно составляло считанные минуты.
Дело с принятием решения Политбюро по военнопленным полякам, вероятно, обстояло так. 27 февраля 1940 г. Сталин вызвал Берия, выслушал ситуацию с польскими гражданами, находящимися в лагерях и тюрьмах, и дал указание подготовить записку с соответствующими предложениями НКВД. Были ли это предложения расстрелять всех поляков или только тех, на которых был компромат, пока остается невыясненным.
5 марта 1940 г. рабочий день Сталина начался после 20 часов. В эти дни Ст
